Этот город он такой дорогой блять, что нет сил. И такой прекрасный, что силы тоже не всегда находятся. Лучше бы он был дорогим и ужасным. Чтобы насладиться им, нужны деньги; чтобы были деньги, нужно много работать; но, когда ты много работаешь, у тебя нет ни сил, ни времени, ни желания наслаждаться им.

 

Бесконечная цепочка неоплаченных счетов как петля на моей шее. Долги перед друзьями и малознакомыми людьми. Около десяти тысяч.

 

Все это – долги, страхи, усталость – накапливались полгода и, наконец, я стала думать об освобождении – о самоубийстве. Этап раздумий, сменился этапом планирования.

 

Раньше меня останавливали три вещи – моя собственная трусость, надежды на лучшее и… мама. Но вот я в точке и в этой точке одинокая я с нависшей надо мной тучей дерьма. Я знаю, останусь в ней и дерьмо свалится на меня сверху и мне не выкарабкаться. Зачем же ждать? Лучше освободиться. Осталось только выбрать как уйти.

 

Я много прочла об этом. Варианты утопиться, повеситься, застрелиться – это все больно. И без этого больно, не хотелось заканчивать так же. Оставались таблетки. Выпить много, уснуть, не проснуться.

 

Если у вас есть жизнь, то хотя бы раз вы задумывались о том, чтобы лишить ее власти над вами. Не говорите, что нет. Я не поверю.

 

Но у меня не было денег на таблетки, поэтому я пошла к своему лучшему другу, ему я задолжала на этот момент шесть тысяч семьсот пятьдесят.

 

– Мне неудобно, но очень надо. Обещаю, в последний раз. – и я не врала, ведь это был действительно последний раз.​

– Сколько?

– Двести.

 

Он меня накормил рисом, салатом с тхиной, посадил в такси, дав деньги водителю и я уехала.

 

Глупо как-то получилось – в последний раз вижу лучшего друга, а толком даже не обняла. Мое такси задерживало движение других машин, они дико сигналили, я в этой спешке и сказать толком ничего не успела ему.

 

Нужных мне таблеток в одной пачке было недостаточно, чтобы умереть – наверное, они пользуются успехом у самоубийц, поэтому их так мало. В одной коробке. Так я подумала. Чтобы умереть, нужно было купить четыре пачки. Покупать в одном "Super-Pharm" все четыре мне показалось неправильным, боялась подозрительных взглядов, поэтому решила объехать четыре магазина и в каждом купить по коробке.

 

Я нагнулась, чтобы завязать шнурок, со мной такое часто бывает – развязанные шнурки, а когда поднялась и потянулась к своему паучу, в котором лежали сигареты, зажигалка, гигиеническая помада и двести шекелей, то увидела, что моего пауча нет. Я начала крутиться как дрейдл – ханукальный волчок – и увидела убегающего мальчишку эритрейца лет тринадцати с моим паучем. Я бросилась в его сторону, он меня увидел и как пантера… он мчался. У меня не было ни единого шанса сегодня…

 

Не догнать и не умереть.

 

Резкие тормоза, до сих пор они в моих ушах на повторе. Собралось много зевак, водитель в панике, мальчишка орёт, а рядом с ним лежит мой пауч и в нем мое освобождение, а я стою как вкопанная.

 

Приехала скорая, носилки, врачи. Вообщем они уехали и я вспомнила, что двести шекелей, которые мне дал друг, они не в сумке, а в кармане брюк. Я подняла руку, такси нашлось в эту же секунду:

 

– Едь за скорой!

 

Мальчишку привезли в Ихилов и я как испуганная крыса, прячась за колоны, людей, шла за ними – за врачами, носилкой и мальчишкой.

 

Он игрался в телефон, когда я вошла к нему в палату и села на стул рядом с кроватью. Ему уже было лучше, медсестра рассказала мне про​ вывих руки. Мальчишка поднял глаза, мы встретились, он съежился. Я протянула ему чипсы, яблоко и Kinder:

 

– Я не знала, что ты любишь.

– Я люблю числы. – и он взял чипсы.

 

Мы молчали, он хрустел. Его мама – худая черная женщина – она залетела в палату, начала его обнимать, а потом что-то увидела и закричала:

 

– Ты опять это делаешь! – и она схватила мой пауч, который все это время лежал на тумбочке. – Опять воруешь!!! Я же сказала, я сама справлюсь! Я спасу твою сестру! Слышишь!? Она будет жить!!!

 

Наконец-то она увидела меня и замолчала.

 

Я вышла из палаты не сказав ни слова. Я забыла уже как это – как это, когда тебе хочется жить. Я позвонила маме, сказала, что люблю ее, потом позвонила лучшему другу и позвала на пиво. Никому ничего не рассказала – стыдно было, понимаете?

Но все это так быстро исчезло, не прошло и нескольких дней как надо мной снова повисла туча дерьма. Только в этот раз было ещё хуже.

 

– Мне неудобно, но очень надо. Обещаю, в последний раз.

– Сколько?

– Двести.

 

В этот раз я его обняла и сказала, что он самый лучший.

 

– Сегодня вечером в Кули Альме будет хороший концерт. Песни Нины Симон. Надо сходить. – друг говорит мне вдруг.

 

Я чуть не зарыдала, поэтому быстро прыгнула на свой велосипед и уехала. Когда я привязывала велосипед у "Super-Pharm" на Алленби, увидела, что мой шнурок развязан, вы знаете, со мной такое часто бывает – развязанные шнурки, а когда поднялась и потянулась к своему паучу, в котором лежали сигареты, зажигалка, гигиеническая помада и двести шекелей, то увидела, что его нет. Он мчался как пантера:

 

Вот, дерьмо!

 

Но на Алленби всегда шумно, вряд ли мальчишка меня услышал. Я на всякий случай проверила карманы, в них был только телефон, он зазвонил:

 

– Ты помнишь? Сегодня. Кули Альма. Нина Симон. В десять.

 

Кажется, сегодня я не умру тоже.